О ЧЕМ ГОВОРИТ АЛЬБЕРТ АВЕТИСЯН
Во все века художник говорил в своем искусстве о том самом главном, что его волновало в жизни. Например, человек в эпоху палеолита не только рисовал быков и оленей на стенах глубоких пещер, а еще изготавливал каменные фигурки богинь-берегинь. Он делал это не ради развлечения и не для украшения жилища, а по крайней необходимости — понимал, что без покровительства богини его племени не выжить. Потому и до сих пор, через десятки тысячелетий несут в себе древние каменные божки с гипертрофированными женскими формами энергию силы и веры. Бронзовые фигуры, вышедшие из-под руки скульптора рубежа ХХ–ХХI веков Альберта Аветисяна, по своей грациозной пластике и изяществу бесконечно далеки от палеолитической «Венеры». Их совершенные формы и изысканные позы рафинированы и аристократичны, но, так же, как и у их далеких каменных прародительниц, очень часто отсутствует лицо. Или же оно обобщено до такой степени, что зрителю сразу понятно — речь, скорее всего, идет не о портрете, не о конкретной женщине, а о более глобальном предмете. Предмет этот, конечно же, — красота. Та самая, которая по предположению великого писателя должна спасти мир. Точно так же как спасала когда-то древнего человека сила берегини. И в этом смысле Альберт Аветисян является прямым преемником многовековой традиции человеческого творчества. Сегодня особая смелость художника проявляется в том, чтобы не бояться красоты и совершенства форм. И незачем говорить об относительности этих понятий — для Альберта Аветисяна они, пожалуй, абсолютны.
Выстроенная каждый раз по-новому гармония линий и объемов чаще всего рождает женскую фигуру — в этом скульптор следует не только примерам античности и ренессанса, но и собственному темпераменту — творческому и человеческому. Здесь очевидны находки, но скрыты поиски. Его скульптуры не несут на себе следов труда художника, мучительного движения к единственно возможному и единственно прекрасному варианту образа. Они как будто возникли сами по себе, легко и свободно — как Афродита из пены морской. Но это лишь на первый взгляд. При чуть более вдумчивом подходе понимаешь, что и в сюжетах работ и в их пластике заложена история и опыт мировой культуры, и высочайший профессионализм. «Похищение Европы» — отсылка и к античной мифологии, и к новейшей истории русского искусства. Деликатное усиление характерных черт образа — стремительность движения, трогательный контраст между мощной головой быка и хрупкой, грациозной фигурой девушки, а так же подчеркнутая фрагментарность изображения говорят о художественном такте мастера и о его уверенности в своих силах. А также — о необходимом любому художнику чувстве внутренней свободы, когда он не только может, но и должен делать лишь то, что хочет, считает нужным и интересным. И тогда ему не страшны диалоги с великими предшественниками. Он говорит с ними на равных, как мастер с мастером.
Скульптуру Альберта Аветисяна часто и небезосновательно называют эротической. И в этом скульптор отважен, как может быть отважен лишь высокий профессионал, рискующий, но уверенный в победе. Опасность не в том, что можно быть обвиненным в поиске легких путей к сердцу непритязательного зрителя. Она в том, что можно не суметь выдержать крайне неустойчивый баланс между чувственностью в конкретной скульптуре и той необходимой «отстраненностью», которая делает ее произведением искусства. Ради чего риск? Очевидно, ради преодоления ханжества и пошлости, разврата и скуки. Ради спасения и сохранения истиной и возвышенной красоты, мощной и витальной красоты непрекращающейся жизни. «Леда и Лебедь» — яркий образец такой скульптуры «на грани фола». Сюжет любви между красавицей Ледой и соблазнившим ее Зевсом, обратившемся лебедем (плодом той любви стала прекрасная Елена, причина Троянской войны) издавна будоражил воображение художников. Но своей экспрессией и откровенностью скульптура Альберта Аветисяна выходит за рамки мифологического рассказа, становясь обобщенным об разом чувственной страсти. Скульптору удалось найти такие средства выразительности и такие способы по строения формы, которые делают эротическую сцену знаком великой любви. Разговор о любви в самом конкретном и в самом возвышенном ее смысле присутствует в каждой работе Альберта Аветисяна.
Любовь, как красота, спасающая мир — вечная тема в искусстве. Наверное, мир рухнет, как только на земле не станет последнего художника, говорящего о любви. Альберт Аветисян — один из смельчаков, кто отваживается говорить об этом страстно и убедительно.
Елена Тюнина, искусствовед